Простить. Это очень трудно. Простить. Простить и просить – очень похожие по звучанию, но противоположные по смыслу глаголы. Я хочу просить прощения. Это постоянное мое состояние. Чувство вины переполняет меня. Перед теми, с кем уже нельзя поговорить.
Я хочу просить прощения у Тани. Она умерла у меня на операционном столе. Я не спасла ее, не успела. Я не думала, что она погибнет вот так, просто заснет в наркозе и не проснется. Всего несколько минут назад я говорила с ней, она рассказывала мне о своей жизни, она ждала ребенка, а сейчас я стояла над мертвым телом, замерев от ужаса, считая секунды между разрядами дефибриллятора.
“Разряд… тишина… разряд… тишина…”
И тут понимаешь, что вернуть назад ничего нельзя. С каждым разрядом уходит надежда, уходит жизнь. Тело еще теплое, надо закончить операцию. Зашить зияющую рану на животе. Все так, как всегда. Только не течет кровь из раны. Ее нет. Она вся свернулась в тромбы и перекрыла сосуды. Завтра это обнаружит патологоанатом на вскрытии. Он располосует тело. И это уже не Таня, и не ее тело, а труп №… От этого перехватит горло, но надо стоять и смотреть и не пропустить самое главное – причину, ту, что убила ее. Но это будет завтра.
А сейчас надо выйти из операционной, помыть руки, переодеться и взять в соседнюю операционную другую пациентку. Она не может ждать. Ты не имеешь права на ошибку. Оперирую на автомате. Словно сон. Все словно сон. Лишь когда наконец выходишь из операционной и садишься писать – понимаешь, что произошло. Каталка с простыней, покрывающей тело, стоит в коридоре, и ты словно спотыкаешься каждый раз, выходя из операционной.
“Это ЧП. Умерла в роддоме”
Несмотря на позднюю ночь, в роддом приезжают все: начмед, консультанты, кафедра, зав.отделений, представитель министерства. Едут все. Это ЧП. Умерла в роддоме. Этого быть не должно, не может. Но это есть. Вот оно. Сегодня. Сейчас. В 20-й раз рассказываешь, что произошло. Врачи собираются группами, обсуждают, задают теперь уже бессмысленные вопросы. Заполняешь бумаги, много бумаг. Наконец, надо написать диагноз – предположить, что же случилось. Тромбоэмболия легочной артерии… ТЭЛА… Четыре буквы-убийцы.
Иду в операционную, отношу бумаги. В коридоре стоит каталка. Поднимаю простыню. Нет, чуда нет. Жизнь покинула тело. Как меняется человек после смерти. Смерть не бывает красивой. Нет. Смерть ужасна сама по себе. По определению своему. Хочется заплакать, закричать. Слез нет, крика нет.
Чтобы прошло время и больше не слышать вопросов консультантов, поднимаюсь в детское отделение. Тишина. Несколько операционных детей спят в своих кроватках, медсестра дремлет, положив голову на ворох историй развития новорожденного. Вот он, маленький мальчик, 2 600. Спит, как ангел. И не знает, что случилось в его жизни. От этого хочется кричать еще громче, но горло перехватывает на выдохе.
– Он поел и заснул, бедненький, – говорит медсестра, тихо подошедшая сзади. Она знает, что случилось. И переживает, конечно.
Но от этого «бедненький» становится плохо до тошноты.
Выбегаю в коридор. Надо идти в родовую. Отвлечься. В родах много женщин. Все происходит на автомате. Рожает одна, вторая… Крик матери – крик ребенка, крик матери – крик ребенка… Здесь никто ничего не спрашивает. Персонал просто молчит. И хорошо, что молчит. Опять приходит кто-то из врачей:
“- Ты не виновата, это непредотвратимый случай…”
Какая разница – виновата или невиновата! Ее больше нет. Нет. Она не собиралась умирать, она не знала, что это случится, она спокойно шла на операцию. И я не знала, и анестезиолог не знал, и моя ассистентка не знала, и операционная сестра, и детский врач. Я киваю в ответ. Что-то рассеянно отвечаю. Меня вызывает начмед.
– Надо сообщить родственникам, – говорит он.
Трубку долго не берут. И маленький червячок малодушия шепчет, ну и пусть не берут, пусть это буду не я. Сонный голос старой женщины.
Какие слова подобрать, как сказать, что твоей дочери больше нет? Что надо сказать? Что выдавить из себя?
– Я вынуждена Вам сообщить, что Ваша дочь Таня умерла во время операции. Крик, нет, вой отчаяния.
Я опускаю трубку:
– Простите меня…
Начмед. наливает мне кофе. Он молчит. И я молчу. Наконец, он прерывает молчание:
– Если тебе плохо – не ходи на вскрытие. Мы все сходим. Тут причина и так понятна. Главный специалист из министерства поддерживает:
– Да, причина очевидна. Хотя до вскрытия мы все равно не имеем права говорить о непредотвратимости.
Надо было раньше… надо было раньше… Может быть все было бы по-другому. Эта мысль все больше вползает в мою душу. Словно ядовитая змея. Видимо, я говорю это вслух, потому что начмед и главный специалист в один голос говорят:
– Это бы ничего не изменило.
– Теперь это будет со мной всю жизнь. Операция ее убила, моя операция ее убила.
“Моя операция ее убила”
Тане было за 40 лет, старшие дети имеют свои семьи, детей. Захотела выйти замуж за молодого. Вот забеременела, а он все равно ушел. Как же я не спасла ее? Как? Почему? Почему именно я была у края? Почему мне досталась она? Малодушие заполняет меня: мне становится жалко себя. А может, надо было оставить ее, не оперировать.
– Тогда они бы оба погибли: и она, и ребенок. Сама знаешь, как это происходит.
Начмед гасит сигарету в пепельнице. Я киваю и выхожу в коридор. Простите меня…Таня, прости!
– У нас кровотечение, скорей! – за мной бежит санитарочка из родовой.
Роды вела молодая доктор, послед плохо отделялся, потеря крови почти литр. Моюсь, одеваюсь, наркоз. Матка плохо сокращается, кровит. Давление падает. Только бы не закон парных случаев – мелькает преступная мысль в голове. Нет. Не сметь! Отставить!!! Наконец матка схватывается, туго сжимает мою руку. Весь арсенал средств введен в вену, в мышцу, пахнет эфиром, который радостно пузырится, как бы говоря, что все теперь хорошо.
– Я уж испугалась, как бы не повторить…- на полуслове осекается молодая доктор.
– Такие вещи нельзя говорить в роддоме. Все и так это знают.
Доктор расспрашивает меня, как и почему я вводила препараты в такой последовательности. Я рассеянно отвечаю.
– Слава Богу, что Вы сегодня дежурите, – говорит пожилая акушерка. – Неизвестно, чем бы кончилось. Такое кровотечение нечасто бывает. Вы всегда вовремя оказываетесь там, где в Вас нуждаются.
– Не всегда.
“Зачем я сегодня оказалась рядом с Таней?”
«Зачем я сегодня оказалась рядом с Таней? Чтобы она погибла под моими руками? Зачем? Как глупо… Это ведь не мое дежурство. Зачем я поменялась! Скорей бы утро!».
Вскрытие. Кто был – тот знает. Самое чудовищное и самое обыденное в медицине. На секционном столе лежит труп №… Санитар – помощник патологоанатома непосредственно занимается вскрытием. Врач стоит рядом, наблюдает, до определенного момента не притрагивается к телу. По другую сторону стоят врачи-акушеры, консультанты, специалисты из министерства, начмед. Санитар работает весело. Даже что-то насвистывает, распиливая черепную коробку. Это не издевательство и не извращение. Это просто защита себя, своей психики. Он препарирует тело так, словно он закройщик. От этого становится жутко, даже мужчины опускают глаза.
Наконец извлечен органокомплекс. И к делу преступает врач-патологоанатом – наш судья. Хрупкая красивая женщина. Что ее подвигло быть патологоанатомом? Такая красивая, даже непонятно, как она сможет притронуться к этой груде раздутых кишок, потемневших легких, обескровленного сердца, почек… Она работает красиво, пинцетом и скальпелем. Вскрывает каждый орган одним мощным, прямым разрезом, грациозным взмахом руки велит своему помощнику сделать снимок среза, затем отбирает небольшие кусочки в банку с формалином.
– Вот, – говорит она. – Вот ее убийца.
Она держит в руках легочные артерии с лежащим в них огромным тромбом. Все делают шаг вперед, наклоняются над препаратом.
– Тромбоэмболия, ТЭЛА.
Все выдыхают одновременно.
Начмед похлопывает меня по плечу:
– Не переживай, с таким тромбом в условиях роддома никто ничего сделать не смог бы.
– Да, я понимаю.
-Доктор, Ваш диагноз полностью совпал, – это патологоанатом мне сообщает.
На самом деле, вскрытие – это дело троих: тела, врача-патологоанатома и врача-клинициста. Все остальные – это только свидетели, поддержка. Но они тут ни причем. Весь груз лежит на мне. Я знаю, что остальные рады, что сегодня ночью не они стояли в операционной. Я тоже буду рада в другой раз. Но сегодня на этом месте я.
– Ну что, составляйте протокол. С таким тромбом шансов у нее не было, – патологоанатом снимает перчатки, моет руки. – Всем спасибо!
Мы благодарим ее за помощь, так принято: она ставит окончательный диагноз и не с целью осудить, а с целью поставить все точки над и.
“Таня, прости! “
Потом будет рецензия на историю, изъятие истории прокурором, комиссия в министерстве, заключение об отсутствии состава преступления в действии медицинского персонала и старый рубец от перенесенного инфаркта на ЭКГ… Простить себе этого нельзя. Вот уже много лет последней строкой в моей записке «о упокоении» значится Татиана.
Источник: www.nn.ru
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: “Зачем вам матка?”: мама рассказала, как лечат беременных и детей в Германии
История кажется очень знакомой. Не так давно это произошло в нашем городе (не буду говорить где). Неужели это написал врач?
Это исповедь настоящего врача…
Врачу следует “прощать” ошибки и неудачи. Слово прощать здесь неверное, лучше бы понимать. Вслед за “прощать” следует “не прощу”, затем “покараю”. Но ошибка и неудача не означает вины, а значит и прощать, а тем белее карать не за что. Впрочем, у нас и футболистов на Колыму за проигрыши грозят сослать. В целом, статья вызывает грустное впечатление: человек совершает смертный грех гордыни уверенностью в собственной абсолютной правоте и праве не прощать.
дополню. Врач этот не обучен элементарным нормам врачебной этики и сгорит через пару лет. Его сегодняшняя “любовь” к пациентам превратятся в бездушие и отвращение. Лучше бы ему профессию сменить.
Акушерка не виновата. Виновен безответственный мужик, который, не пожелав предохраняться, заделал несчастной женщине ненужного ему ребёнка и трусливо сбежал. Он – истинный убийца. И мне крайне жаль, что его нельзя привлечь к ответственности за то, что он отнял жизнь у той, которая ему так доверяла.
Легко всем обсуждать,а вы попробуйте сами там поработать я 25 дней лежала в роддоме видела как эти люди работают за это нужно памятники ставить,колоссальная ответственность…сколько нервов.
Акушерки не имеют права оперировать. Это средний медицинский персонал. Оперирует врач акушер-гинеколог. Следите на заголовками текстов!
от этого “безответственного мужика” – родился ребёнок, и ему уже много лет, а когда нибудь у ребёнка будут дети, внуки, правнуки. Благодаря этому мужику у Татьяны появился ребёнок, который даст целые поколения!
Не винитесь, не надо…
Я знаю эту историю. Более того, я рожала у этого врача, могу сказать, что это врач от Бога, Врач с большой буквы, благодаря ему появилось на свет много малышей, ведь именно этот врач их спас
Статью скопировали, но не всю, а вот заголовок не смогли, в оригинале там не акушерки, а акушера, видимо люди не знают разницы между акушером и акушеркой
Я тоже врач, потрясена как глубоко и точно описаны переживания доктора, когда умирает больной. Мне тоже знакомо это горькое чувство вины, которой
Не было, поиски ошибки с ночным бдением в интернете и книгах в поисках ответа на вопрос:”Где и что я сделала не так?”, иногда отчаяние с мыслями ну зачем мне такая работа, которая выворачивает меня наизнанку? Жизнь сложилась так, что уже 6 лет у меня гораздо более спокойная и размеренная работа, а ощущения очень близки и памятны.
Да, согласен с Жанной полностью. Очень тяжело жить с чувством вины, даже если не виноват. Всё, что описано в этой статье, мне очень близко. До боли близко… Нам,врачам,самим необходим психотерапевт на работе.
Спасибо вам,наши самые низкооплачиваемые врачи за спасённые жизни,за терзания о тех,кого не смогли спасти,за то,что вы остались в профессии после того,когда в стране всех перемололи!
Я два раза там была, единицы нормально делают свою работу, а уж про человечность и сострадание и говорить нечего. Хамство сплошь и поперек и главное свою работу делают через силу!! Единицы профессионалов и хороших людей, при чем как за деньги так и без. За что памятник, половина халтурщиков и лентяев, а что думаете сталь варить легче в цеху или в саду с детьми целый день легко или водитель автобуса отдыхает все дни на пролет. Не спорю, работа тяжелая, но не тяжелее чем другие.
к сожалению в наше время такие врачи редкость … чаще видишь со стороны врачей хамство и не профессионализм …
Низкий им поклон!!!
Врачи бывают разные.И к сожалению, в моей семье это истина проверенная опытным путём.
На 24 неделе беременности близнецами, ни с того ни с сего вдруг появились бледно-розовые выделения, сразу запаниковала, отпуск заканчивался и на следующий день в поезд… Врач даже смотреть не стала, сказала ничего страшного, так бывает, приедите в Москву, покажетесь своему врачу….Ехать почти 2 суток…. Говорю, может мне остаться? Полежать? Езжайте , говорит , носитесь со своим пузом……
На середине пути началось кровотечение….В Москве на вокзале уже встречала скорая….Привезли в больницу….. Ура, мне повезло, дежурит профессор женщина, мне помогут….. После осмотра, холодно и цинично она сказала, ну не знаю, сохраним не сохраним…. Ну если не сохраним, о детях можешь забыть!!!! Ночью начались схватки….один малыш уже умер , а второй был ещё жив…. Он шевелил ручками , ножками…….его положили в железный лоток и унесли….Она сказала, в медучилище, хороший биоматериал.
Пустота и ощущение безысходности…. И маленький комочек в железном лотке перед глазами.Через 3 месяца я снова забеременела, и снова попала в эту больницу. Её вердикт -на чистку. Матка ещё не окрепла, не выносит.Вот тут то меня и спасла другая врач. Когда то ей сделали неправильно операцию, и она была лишена возможности иметь детей,поэтому всю жизнь посвятила спасению беременностей.Она сказала мне, не бойся, будешь слушаться, все получится.Сейчас у меня взрослая дочь, есть внук….врачи разные((
Ну вы сравнили врачей, людей работающих денно и ношно за смешные копейки и кривоногих лоботрясов, футболистов наших, вальяжно прогуливающихся по полю и получающих за это месячную з/п как годовой бюджет некоторых больниц
зачем беременным куда-то ездить? тем более близнецами? вы дура? врачи при чем?
Ой ля-ля! А то тетя за 40 предохраняться не умеет, что делать с нежеланной бер-ю, не знает. Сказано же – хотела замуж за “молодого”, решила привязать ребенком. И не знала ж, наивная, что в ее возрасте роды – РИСК. Ладно бы детей не было, типа последний шанс. Так нет, есть, но бабе-дуре захотелось женскава щастия любой ценой. В том числе против воли другого человека. А за ее …, достойную тупой малолетки, расплачивается никому не нужный теперь ребенок и муками совести – врач.
у сироты с рождения очень сладкая жизнь, ага.
А беременность это приговор??? Я первую беременность всю в командировках отходила. Работа юрис а обязывает ездить в суды, а краевые органы. Все дело случая! Зато последняя моя поездка в мегаполис за покупками для малышки закончилась кесаревом…
Да, врачи разные. В ЖК меня со второй беременностью вела одна гинеколог- скотина! Я всю беременность рыдала от ее диагнозов. Как оказалось необоснованных. Хорошо на очередное сохранение попала к Писаревской О.В. Спасибо ей огромное!!! У меня “-” резус и с первой беременностью остались антитела… только Ольга Васильевна мне сказала что все отлично будет. Дочуре уже полгода- здоровенький крепкий малыш! Она отличный врач! Опытный! Пусть она бывает груба, но с некоторыми мамашками по другому нельзя