Мы всегда жили бедно, отец выпивал, мама пахала на огороде. С учетом того, что это было почти 30 лет назад, тогда все так жили. Вот только не в каждой семье били детей. В нашей – били.
Мы с сестрой получали подзатыльники за каждый проступок: разлила суп, принесла двойку, забыла выпустить гусей, не прополола грядки, проспала на дойку. А если случалось что-то из ряда вон выходящее, например, потеря портфеля, порванный учебник или дырявые ботинки, то можно было вовсе домой не возвращаться. Как-то отец достал ремень и выпорол меня так, что я неделю сидеть не могла.
Потом мама умерла, а папа начал еще больше пить. Он неделями мог сидеть на нашей летней кухне, пока мы бегали ему за закуской на огород или выпивкой к соседям. Он был рукастый и все ему всегда давали в долг. Нормальной еды в доме почти не было. На тот момент мне было 15, а сестре – 13.
Когда к нам пришли из соцслужбы, мы с сестрой на ногах стоять не могли. Представьте, каково было это видеть? Две худущие девочки с синяками, холодный неотапливаемый дом и пьяный, спящий на кухне отец. Конечно, они написали жалобу, и опека пришла к нам уже на следующий день.
По закону, надо мной должны были установить попечительство родственники, а сестру (в силу возраста) – отдать им под опеку, но никто не согласился нас приютить. Так мы попали в детский дом при живом отце.
И, вы знаете, я даже была этому рада. Не нужно было изо всех сил заботиться о доме, думать, чем растопить печь, приносить воду из колодца или в муках решать, чем покормить сестру. Я перестала мерзнуть ночами и стала лучше спать. Никто больше не орал пьяным голосом мне над ухом «Вставай!». Никогда не думала, но я была рада тому, что мы попали в детский дом.
Прошло уже столько лет, у меня выросли свои дети. И я изо всех сил старалась, чтобы они никогда не столкнулись с тем кошмаром, что пережили мы.
