Через десять недель после того, как я узнала о первой беременности, у меня случился выкидыш. Врач пожала плечами и сказала: «Вы знаете, это часто случается, поэтому просто попробуйте снова как будете готовы».
Через месяц я забеременела вновь. Первый триместр прошел без проблем, а затем пришли результаты скрининга и мою беременность перевели в группу риска. Анализ крови показал некоторые отклонения и меня начали тщательно проверять каждые две недели. По мере приближения к экватору осложнения нарастали.
Врачи нашли у ребенка двустороннюю косолапость, а его руки всегда были плотно сжаты во время УЗИ, что говорило о серьезных мышечных проблемах. Еще мне поставили многоводие, а сам плод мало двигался и почти не рос. Обо все этом стало известно ближе к третьему триместру. Тогда же врач определил, что плод не глотает. Глотание – это как разминка дыхательных путей ребенка: нет глотания – нет дыхания.
Мы спросили доктора, что будет, если я доношу беременность. В ответ услышали, что ребенок будет задыхаться после родов в течение нескольких минут, а затем умрет. Мой срок на тот момент был 30 недель. Получив информацию, осознав ее, мы пытались принять решение, с которым могли бы жить дальше. Нам хотелось облегчить страдания ребенка и в то же время остаться верными своим ценностям.
Еще все очень беспокоились о моем здоровье. Из-за предыдущей операции на мозге, которую я перенесла до беременности, врачи переживали, что у меня начнутся естественные роды. Изначально планировалось, что мне сделают кесарево сечение, но я не хотела идти на операцию с ребенком, который не выживет. И тогда мы решили прервать беременность, но…в штате Нью-Йорк аборты после 24 недель беременности запрещены законом. Исключение делалось только в том случае, если жизнь матери была в опасности, а это означало, что я должна была умереть на столе, чтобы сделать аборт в Нью-Йорке.
Наш врач направил мои снимки по факсу гинекологу в Колорадо. Вместе они решили, что я полечу туда, чтобы сделать укол, который вызовет гибель плода. В Колорадо это разрешено, в отличие от Нью-Йорка. Затем той же ночью я вернусь обратно, потому что рожать в Колорадо нельзя из-за моих личных проблем со здоровьем. Все это я должна была сделать за 36 часов. Укол стоил 10 тысяч долларов. Таких денег у нас не было, поэтому моя мама взяла их из пенсионных накоплений.
Раньше я считала, что запрет и ограничение абортов – нормальная практика, теперь же я понимаю, что была невежественна в этом вопросе.
Ни одно из ранних осложнений моей беременности не давало полную картину. Мы думали, что у нас будет ребенок, который потребует особого ухода, и, может быть, попадет в отделение интенсивной терапии. У нас была назначена встреча с детским ортопедом, чтобы заказать обувь и брекеты, если он родился с косолапостью. Все это казалось решаемо, поэтому мы даже не обсуждали прерывание беременности.
В конце концов я снова забеременела и постоянно находилась в напряжении. На УЗИ, когда врач говорил: «Все просто замечательно», я каждые 5 минут спрашивала: «Вы уверены?». Мы до последнего не верили, что наша дочь появится на свет живой и здоровой.
Теперь я знаю, что беременность может быть очень сложной и каждая уникальна. Я – одна, но у меня были три совершенно разных беременности, и все они закончились по-разному.
Эрика
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: «Зачем тебе столько?»: мать пятерых детей ответила на вопрос незнакомки
