Я чувствовала, что ребенка больше нет. И пока техник медленно водила ультразвуком из стороны в сторону по животу, мой пульс бился так быстро, что часы записали это как тренировку.
Здесь всегда было так тихо?
Я ждала, пока она наберется смелости, чтобы заговорить. Должно быть, ей тоже было нелегко. «Мне очень жаль», — наконец сказала она. – Я не могу найти сердцебиение».
В глубине души я знала об этом. Почему-то тишина стала громче. Я села. Слёзы покатились по маске на лице. Это было 21 апреля 2020 года. Мир только-только начал закрываться.
Маски еще были в диковинку. Свою я сделала из старой синей футболки и резинок. Я не думала, что нам придётся носить их очень долго. Весь мир жил в неизвестности. Правила и условия. Руководства и рекомендации. Они менялись каждый день. Людей снедал страх перед будущим.
И этот страх прокрался в мой маленький мир. Тот, кто придумал новые правила, решил, что я должна ходить на УЗИ одна. Это было тяжело. Нет, вычеркните. Это была пытка. Я была одна, когда впервые услышала сердцебиение. И я была одна, когда мы потеряли ребенка.
Врач стояла в другом конце кабинета, пока я сидела, задыхаясь от слёз. Она протянула руку и опустила, оставляя пространство между нами: «Мне так жаль, но подходить ближе нельзя. Я хотела бы вас обнять, но это запрещено. Мне очень жаль!»
Она вышла. Я снова осталась одна.
Затем пришла медсестра и проводила меня к другому кабинету. Она сказала, что мне больше не нужен анализ крови, и скоро придёт врач. Он пришёл и сел у окна. На улице лил дождь. Погода соответствовала атмосфере, царившей в кабинете.
Я, опустив глаза, терзала бумажный носовой платок. Доктор объясняла мне варианты. Первый – дождаться, пока организм отпустит беременность естественным путем. Но могут пройти дни, недели и даже месяцы, прежде чем тело поймет, что нужно делать. Врач не советовала ждать.
Следующим вариантом было принять таблетку. Это будет больно, сказала она, но вы справитесь. Против этого выступила я. Я не хотела видеть своего ребенка в туалете. Она заверила, что все будет не так. Скорее, как менструация. Однако вариант мне не понравился, что дальше?
Помолчав, она назвала последний вариант – чистка. Но, к сожалению, мне не могли ее сделать, потому что в то время больницам разрешали только кесарева сечения и экстренные операции. Мне было плевать, я хотела чистку. Я не хотела принимать никакого участия в прерывании своей беременности и пить таблетки. Я не хотела ждать месяцами, пока моё тело сориентируется в обстоятельствах. Но в кабинете я была одна.
Мне пришлось сделать выбор.
Я взяла флакон и поехала домой. После ужина сделала всё как по инструкции и заплакала. Разве можно заставлять мать, потерявшую ребенка, проходить через это? А потом мы стали ждать.
Через несколько часов начались схватки, вскоре открылось кровотечение. Свернувшись калачиком, я лежала на кровати. Муж сидел рядом и гладил меня по спине. Спустя две недели кровь не останавливалась. Это длилось дольше, чем я ожидала. На приёме врач сказала, что в матке остались ткани. Мой ребенок не готов был уходить. Чистка всё-таки потребовалась.
Вопросы не отпускали. Кто будет присматривать за детьми, если все на изоляции? Разрешат ли мужу поехать со мной? Я снова буду одна? Я одновременно боялась операции и чувствовала облегчение от того, что все скоро закончится. В предоперационную вошла медсестра и протянула мягкое фиолетовое одеяло. Она сказала, что это визуальное напоминание персоналу больницы о том, что среди беременных и рожающих женщин там лежат и такие, как я, которые скорбят.
Это был добрый жест. Хорошая идея. Но мне хотелось швырнуть одеяло через всю комнату.
Я ненавидела себя за то, что оно принадлежало мне. Я хотела быть одной из тех, других женщин, которые лежали там без этого яркого одеяла и планировали уйти домой с детьми на руках.
Хирург пришел с опозданием почти на два часа и дико извинялся. В больнице не хватало персонала. Он не казался взволнованным или напряженным, он просто сел, посмотрел на нас и сказал: «Мне очень жаль, что вы здесь. Это отстой». Не знаю почему, но услышав, как врач говорит, что выкидыш – это отстой, мне стало легче. Операция прошла хорошо.
У этой истории нет конца. Боль не уходит. Она просто отступает и накатывает вновь. А фиолетовое одеяло мы переделали в набор масок для нашей семьи. Так то, что когда-то было символом горя, стало символом надежды.
Афтан Хоффер
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: «Я ушла от мужа без денег, с четырьмя детьми, и стала намного счастливее»